– Да, – подтвердил Иосиф, снова впадая в прежнее уныние.

– Выслушайте меня. Обстоятельства сложились таким образом, что я собрал… у меня в руках оказались некоторые сведения, представляющие для вашего хозяина… гм, простите, для вашего… гм, друга несомненный интерес… Кроме того, как вы, наверное, знаете, ему грозит обвинение в убийстве девицы Федосовой, а совокупность улик…

Глава 37

В которой Туманов узнает имя своего отца, становится основателем кухмистерской и вспоминает, не учился ли он в Пажеском корпусе

– Ну и что он реально знает и может? Как ты рассудил? – спросил Туманов, внимательно глядя на сидящего перед ним Иосифа. Иосиф жадно поедал с тарелки большой кусок жаренного мяса, заедая его хлебом и запивая красным вином.

– Даже не знаю, как тебе и сказать, мой герцог…

– Говори прямо, пожалуй, не ошибешься.

– Он, судя по всему, раскопал, кто твои настоящие родители…

– Брехня! – Туманов пренебрежительно махнул рукой. – Брехня для Софьи и читательниц ее романов. Сорок лет без малого прошло! Все концы давно сгнили… Да и что мне, если и так? Что он скажет? Выяснил доподлинно, что твои, Мишка, родители – ломовой извозчик Иван Кривоносов и девица Агафья Спиридонова, оба нынче покойники… И на кой мне это теперь ляд? Подтереться такой информацией! Дельное-то что у него есть?

– ОН знает, кто копает под тебя, и утверждает, что это как раз с твоими семейными делами и связано…

– Брехня три раза! Это мы тоже выяснили. Играет Костя Ряжский. Один или с кем-то – вопрос. Проще предположить, что с Ксенией. Софья намедни мне проболталась, что ходила к Константину из моих интересов и уговаривала его признаться и перестать мне вредить. Дитё малое, одно слово!

– И что ж он ей ответил? – с интересом спросил Нелетяга.

– Сказал, понятно, что ни сном, ни духом. А она ему, конечно, поверила. Как же – слово дворянина! Тьфу! – Туманов скорчил зверскую и одновременно пренебрежительную гримасу. – Но она же мне рассказала, что у него дома полно книг по всей этой мутотени, которой нынче Ксения увлекается. Стало быть, вполне могли, голубки, спеться… А насчет семейных дел – это уж вообще бред сивой кобылы. Что ж – князья Мещерские мне сродственники? Или Костя Ряжский? В общем, дурит нас с тобой хитрый немец… Но это уж ему и положено. Да! А чего же он хочет за всю эту, с позволения сказать, информацию?

– Вот тут самое сомнительное. Хочет он всего лишь пропавший сапфир – Глаз Бури, если я правильно помню?

– Ну и дурак! – окончательно утвердился в своем мнении Туманов. – Если уж он этого не сумел понять, так что ж про другое-то талдычить… Право, я о немчуре лучшего мнения был!

– Да и он о тебе! – не удержался Иосиф.

– Как это? – мигом встрепенулся Туманов.

– А так! Когда я ему всеми возможными клятвами поклялся, что сапфира у тебя нет… А у тебя ведь его нет, мой герцог? – Нелетяга испытующе поглядел на Туманова. Тот сплюнул. – В общем, он после выразился в том смысле, что, когда копал под тебя, рассчитывал на хорошую драчку, а ты едва ли не лапки сложил…

– Я лапки сложил?! – удивился Туманов. – Это в том смысле, что не стал его в его же кабинете башкой об стол бить? Так меня бы разом и повязали…

– Совсем не в том смысле, – Иосиф покачал головой. – Я сто раз говорил тебе, что мужчины определенного душевного и телесного устройства сопутственно обладают тонко развитой эмоциональностью, каковая и позволяет им…

– Да ладно тебе славить-то! – огрызнулся Туманов. – Говори толком…

– Просто Кусмауль с первой встречи заметил то, что и для меня очевидно, – деловито сказал Нелетяга. – Ты печален, мой герцог. И эта печаль снедает все твои силы…

– Да отвяжись ты со своей печалью! – Туманов досадливо пристукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Ты мне лучше скажи: согласен ли он деньгами взять, чтобы дело по убийству Лизаветы на меня не вешать? Или ему непременно сапфир нужен, должно, по уговору с Ксенией и компанией?

– Я не уловил, чтоб у него с Ксенией какой-то уговор был, – задумчиво сказал Иосиф. – А денег он, пожалуй, возьмет, если предложить пиететно…

– Ты не взялся бы, а?… – почти жалобно попросил Туманов. – ОН тебя сам на разговор вызвал, и вообще… Ты ихнее тонкое устройство лучшее разумеешь…

– Ты хочешь, чтобы я для тебя?… – Иосиф пылающим взглядом впился в лицо Туманова.

– Да Господь с тобой!! – Туманов не сразу разгадал смысл вопроса, а когда разгадал, кровь отхлынула от его шрамов, сделав их грязно-серыми и еще более уродливыми. – Поговори с ним! Предложи ему денег – вот что я имею в виду!

– Ладно, – огонь в глазах Иосифа потух. Остался пепел. – Я постараюсь. Кстати… Твоего отца звали не Иваном. Его звали Ефим, и он действительно был извозчиком. Ефим Сазонов.

– Ефим? – усмехнулся Туманов. – Ну надо же, как совпало.

– Да уж, совпало, – подтвердил Иосиф.

– Т-ты мне, Кузьма, правду скажи… – Туманов смотрел на молодого человека исподлобья. В одной руке он держал штоф, в котором на донышке плескалась мутноватая жидкость, в другой сжимал надкусанный жухлый огурец, из которого капало на скатерть. Периодически сидевший напротив Туманова визави безуспешно пытался отобрать от него один из этих предметов.

– Да я же уже вам все обсказал, – длинно вздохнул собеседник Туманова. Перед ним на столе стоял почти полный стакан водки и тарелка с остатками гречневой каши и мясной подливы.

– Так кто ж на Лизавету зло-то по-твоему таил?

– Этого я доподлинно знать не могу. Лизонька ведь скрытная была, до ужаса…

– Но ты… ты любил ее? – Туманов жадно заглянул в лицо молодого приказчика.

– Конечно, – кивнул тот аккуратным, смазанным репейным маслом пробором. – Как же иначе? Мы пожениться должны были, деньги копили, чтоб дело свое заиметь… Да оттого все и случилось! – Кузьма вырвал-таки у Туманова малосольный огурец и в сердцах сам откусил от него.

– От чего ж?

– Да деньги проклятые! Больно ей хотелось побыстрее да побольше их скопить. Я уж урезонивал ее как мог – да что нам торопиться, мы еще молодые, можем подождать… А она как в лихорадке: нет, Кузечка, не могу я ждать! Почему? Наверное, сунулась во что-то несообразное, да и… Умолял ведь я ее: Лизонька, Лизонька, давай помаленьку, да полегоньку, а она… злилась только, да шипела, что твоя кошка… Скучный, говорила, ты, Кузечка, простофилистый, так и состаришься, ничего в жизни не повидав и не почуяв… И-эх! Скучно без нее-то! – Кузьма решительно схватил стакан с водкой, опрокинул в себя, закашлялся. Туманов отломил поджаристую корку, сунул ему едва ли не в рот.

– А много ль скопили уже? – спросил Михаил у продышавшегося приказчика.

– Немало по нашему положению, я полагаю, – солидно ответил Кузьма, и тут же по-мальчишески сморщился, шмыгнул носом. – Да что теперь? Лизоньки-то нет больше!

– А чего вы сделать-то хотели?

– Кухмистерскую Лизонька хотела открыть. Ходила, место приглядывала, узоры для скатертей выбирала, меня просила рецепты в книжечку списать…

– А ты что ж?

– Я? Я тоже хотел. Мы вместе… Вместе приятным мечтаниям предавались, – Кузьма украдкой вытер увлажнившиеся глаза, и отчаянная молодость и стеснительность этого жеста как-то по-особому тронула Туманова.

– Хочешь, я дам тебе денег, что не достанет? На кухмистерскую?

– ВЫ? Мне? – растерялся Кузьма. – Да как же я… без Лизоньки-то?

– Другую хозяйку найдешь, – жестко и совершенно трезво сказал Туманов. – С деньгами-то, да с кухмистерской? Проблем не будет. Да и собой ты парень приглядный и добрый… Одно условие у меня. Назовешь заведение: «У Лизаветы». Решай сейчас: согласен?

Кузьма заметался. Видно было, что он не привык принимать подобных решений. Руки у него ходили ходуном, глаза бегали, даже худые ноги мелко притоптывали под столом, словно просились в танец.

– Ну! – почти крикнул Туманов. – Решай, мальчик! За что-то же Лизавета тебя в женихи взяла, замуж за тебя собиралась… Ну!